З.Бухарева

Вася, Васенька, Наташа

Ей восемнадцать, блестящая темная челка, зеленые глаза. Она очень похожа на Мирей Матье. Мы с ней работаем в ИКТП Госплана СССР. На дворе глухое советское время – 1964 год. В нашем отделе работают одни тетки, измученные советским бытом, неурядицами в семьях, проблемами с детьми, парт- и профсобраниями и еженедельными политинформациями. Одеты все примерно одинаково: бесформенные юбки, какие-то квадратные невнятные кофточки, стоптанные туфли, пальто – зимой, осенью и весной – плащи "болония". И все это "великолепие" серо-коричнево-черного цвета. Зарплата научных сотрудников составляет – 120 -140 рублей в месяц. Тут не разгуляешься. Оба наших начальника были мужского пола, но при этом какие-то женоподобные. Ходили всегда в одинаковых, явно не по размеру, костюмах, надували щеки, всем своим видом подчеркивая свою значимость. Это было смешно. Говорить с тетками было особо не о чем. Их проблемы и заботы были мне не понятны. Зато есть Наташа, с ней можно говорить о чем угодно часами напролет. Она все схватывает с полуслова, смеется и ценит мои шуточные экспромты на злобу дня. Однажды, она с грустью сказала мне: "вот ты, Лошадь, к примеру, остроумная, а я совсем никакая". На самом деле, она еще какая! Умница, тонко чувствующая красоту, она вся соткана из грации, изящества, способности разделить и почувствовать чужую боль и тут же, немедленно откликнуться и помочь.

Как то раз, возвращаясь с работы, мы с ней вышли из метро "Арбатская". Московский час "пик". Ранняя весна, холодно, снежные сугробы осели, посерели, подтекли грязными лужами, заполненными окурками, плевками, пустыми пачками из под сигарет и еще бог знает чем. Серая толпа колыхалась в направлении кинотеатра "Художественный". Скользко. Далеко не всем удается обходить огромные лужи. В одной из них барахтается какой-то бедолага. Наташа со словами "подержи" дает мне свою сумочку, делает несколько шагов в сторону и протягивает руку мужику, предлагая ему подняться. Мужик резко дергает Наташу за руку и вот они уже оба валяются в луже. Мужик оказывается в стельку пьяный и к тому же довольно грузный. Каким то непостижимом образом Наташе все-таки удается поставить его на ноги. Мужик, покачиваясь, явно "на автопилоте" двинулся в сторону старого Арбата. Наташа стоит вполне довольная результатом своих усилий. Ее одежда испачкана, колготки разорваны, из-под юбки сиротливо выглядывает голая разбитая коленка, по ней тоненькой струйкой стекает кровь, смешиваясь с грязью...

Вася – это явление, она для всех и для меня, конечно, – "01, 02 и 03" одновременно. Тысячу раз она меня выручала и я старалась отвечать ей тем-же. Она научила меня "поднимать" колготки. Хорошие колготки стоили дорого, плохие носить не хотелось, а рваные, тем более. Процедура "поднятия" колготок требовала особого маленького крючка с подвижным "носиком". Такой крючек можно было купить далеко не в каждой галантерее. После закупки крючка, начинался процесс "подъема". Колготки, со спустившейся петлей, натягивались на обычный стакан, дальше надо было крючком "поймать" спустившуюся петельку и затем продевать ее через каждую поперечную ниточку, толщиной с волос. Это была кропотливая работа, требующая огромного терпения, ловкости пальцев и острого зрения. Зато, через час, полтора уже можно было надеть "целые" колготки. Терпения мне явно не хватало. Наташа это делала спокойно, тщательно и красиво. Такой способностью Наташи пользовались все тетки нашего отдела. Каждое утро на ее рабочем столе громоздились пакетики со "спущенными" колготками. В конце рабочего дня папакетики с уже поднятыми петельками, разбирались довольными тетками. Вообще-то, в некоторых ателье эту работу выполняли на специальных машинках, брали десять копеек за один сантиметр длины спустившейся петли. Наташа это делала совершенно бескорыстно, легко и качественно.

Работа наша заключается в том, что мы считаем бесконечное количество таблиц, в которых нужно сложить первый столбик цифр со вторым, вычесть из получившейся суммы, третий столбик, результат разделить на цифру из четвертого столбика и затем умножить результат на определенный коэффициент. Таким образом, рассчитывается произведенная работа по грузоперевозкам в стране. Довольно скучно, утомительно и действует на не окрепшую психику угнетающе. К тому же, таблички приходится постоянно пересчитывать, так как после представления результатов наших расчетов в Госплан, выясняется, что по каким то показателям, до уровня "победных", что является абсолютно недопустимым. мы недотягиваем И нам приходится заниматься элементарной "подгонкой". Причем, подобным образом, работали все НИИ и все предприятия. "Эфир" заполнен "победными" сводками, бодрячковыми песнями и производственной гимнастикой, которая внедрена волевым решением "сверху" и является обязательной для всех предприятий. Все расчеты производятся с использованием вспомогательной "техники". У нас на каждом столе лежат большие деревянные счеты (я на таких в детстве любила кататься по коридору) и арифмометр "Феликс". Он железный, тяжеленький, похож на кассовый аппарат образца шестидесятых годов, только поменьше. У "Феликса" сбоку "ручка", которую надо крутить, при этом, шестеренки внутри его чрева издают "трескучий" звук. Чем быстрее крутишь ручку, тем звук становится веселее. Когда в комнате работают с несколькими "Феликсами", можно было уловить забавную мелодию. Как то раз, в нашу комнату влетает начальник, раскаленный как утюг, его гнев не имеет границ. Он подскакивает к нам с Наташей и маленьким пухлым пальчиком указывает на одну из наших таблиц, требуя немедленно ответить чья это работа. Взглянув на табличку, я сразу поняла, что это "моя работа". Я сделала ошибку! "Отличница, красавица, комсомолка", работаю без году неделя и так опозориться. Я от ужаса и стыда просто оцепенела. Начальнику надо знать "автора" ошибки, он брызгает слюной и жаждет "крови". Наташа, конечно, тоже все сразу поняла, и спокойно изрекла, что совершенно не важно кто ошибся и мы сейчас все исправим и пересчитаем. Так, Наташа разделила мой позор, а я, в свои семнадцать лет, обрела подружку.

Советские столовые – это специфический запах, напоминающий еду, гора скользких, пластиковых подносов и длиннющая очередь в кассу. Однажды, прямо в очереди, у меня исчез кошелек вместе с зарплатой. Выяснилось это у кассы. Необъятных размеров кассирша с красным потным лицом, смотрела на меня укоризненно. Расплатилась за мой обед Наташа. С той поры, я больше рубля в кошельке никогда не носила. А Наташа открыла способ, как избежать толчеи и давки в столовой. Мы стали брать в буфете по пол стакана сметаны и одну бутылку пива. В стакан со сметаной доливали пиво, размешивали ложкой и выпивали этот густой ароматный напиток. Вкусно и сытно. Потом шли гулять по уютным московским переулочкам. Рядом с институтом стояла красивейшая елоховская церковь. Глядя на нее, дух захватывало.

Возвращаясь с обеда, мы частенько опаздывали и, встречая нас у проходной, Вадик – шофер нашего директора, веселый, бесшабашный парень, каждый раз говорил одно и тоже: "во, две канители идут!". По утрам, когда мы появлялись гораздо позднее девяти часов, все повторялось. Хорошо, если это был Вадик, хуже, когда стали на проходной дежурить дисциплинарные комиссии, тогда было выговора не миновать. Это означало, как пел Высоцкий, "накрылась премия в квартал". Наташа и здесь придумала, что называется, "ход конем". Наш отдел занимал комнату на первом этаже, окнами на улицу. Окна располагались на высоте не более 70-80 см от асфальта, что для нас не являлось преградой. Так мы стали "заходить" в отдел, минуя проходную. Способ работал только в теплое время года, так как на зиму, окна заклеивались. Нам и этого хватало, поскольку в зимнее время года, борьба за дисциплину значительно ослабевала. Видимо члены комиссии впадали в зимнюю спячку.

Наташа умеет видеть красоту в старинных вещицах, будь то мебель, обшарпанная, покореженная и выброшенная на помойку или просто старая одежда. Как-то она пришла на работу в фантастически красивом платье. Оно, когда-то было привезено ее тетушкой из Германии. Платье было восхитительного горчичного цвета, вязаное с облегающим верхом, переходящим в слегка свободную, удлиненную юбку. Это была по немецки добротная и по европейски стильная вещица. Подобные "штучки" надо еще было уметь носить. Наташа это умеет. У нее уже есть парень. Когда она говорит о нем, то вся светится. Похоже, она не только жить, но и просто дышать без него не может. Впоследствии, познакомившись с ним, мне стало понятно, парень того стоит. Его зовут Ленька. Красавец и умница, душа компании, любимец женщин. Он увлекается поэзией. Стихи Мандельштама и Гумилева, Пастернака и Бродского постоянно звучат в его квартире на старом Арбате. Там всегда собираются его друзья-приятели, там шумно и весело, тепло и интересно.

В один из серых зимних дней, Наташа, вдруг, приносит на работу журнал "Бурда Моден"! Никто из наших теток его никогда в глаза не видел. Все сбегаются к ее столу, склоняются над диковинным ярким, в блестящей глянцевой обложке, журналом. Вот это да! Мелькают страницы, на них невиданной красоты девушки в ярких, потрясающих нарядах – это и блузки, и юбки, и платья, и брючные костюмы! Но самое интересное, что там даже есть выкройки, по которым всю эту красоту, можно пошить или связать! Шить и вязать Наташа умеет. И через несколько дней она уже появляется на работе в прелестной белой, вязаной кофточке. Она ей очень "идет".

Наташа живет в одном из переулочков старого Арбата с мамой и старшей сестрой Зиной. Я живу тоже с мамой у Никитских ворот. На всю нашу 135 школу была только одна Зина – это я. А тут, надо же, оказывается есть еще одна Зина. Интересно, какая она. Зина оказалась взрослой, независимой и очень красивой. У нее абсолютный слух, она играет на скрипке, учится на Мехмате МГУ, увлекается йогой и у нее есть Белобоков. Она похожа на пантеру. Грация, красота, готовность к прыжку, молниеносная реакция. Белобокова она любит "без памяти"! Это видно по тому, как она о нем говорит: " Белобоков, когда входит в комнату, он ее заполняет целиком!" при этом у нее даже изменяется цвет глаз, руками она показывает огромный круг и замирает в каком то оцепенении. Впервые, увидев Белобокова, я поняла о чем она говорит. Это о его мощной энергетике, уме, проницательности, в сочетании с яркой, запоминающейся внешностью. И его внушительные габариты тут вовсе не при чем. Еще у него огромная грива волос и я его зову "Бонифаций". Он никогда не расстается с фотоаппаратом. Белобоков – это Чаплин и Дисней, Феллини и Тарковский. Сколько же мы смотрели замечательных фильмов, благодаря Белобокову. Спасибо тебе, Саша!

А, благодаря Зине, я впервые держала в руках книжку "хатха йога". Какие-то упражнения, я помню до сих пор. Это было настолько необычно и фантастически интересно, что я и по сей день больше доверяю восточным методам исцеления от всяческих недугов, нежели традиционным, европейским.

Каждый год мы все поголовно проходим, так называемую, диспансеризацию. Нас "отпускают" с работы и мы дружно идем в нашу, подведомственную поликлинику, где в течение одного дня, мы должны были посетить всех специалистов. При этом, у каждого из нас, выявлялись какие-то "болячки", назначался курс лечения. Но, вот, случаев излечения, я почему-то не припоминаю. Особо дисциплинированные коллеги лечились годами, десятилетиями. И только хирурги решали проблемы пациентов кардинально и быстро, правда, нельзя сказать, что безболезненно и без осложнений. Особенно активно почему-то всем удаляли гланды и аппендиксы. В какой-то момент мне даже показалось, что только у меня почему-то эти два органа на месте, а все окружающие меня люди, уже давно избавились от этих никчемных атавизмов.

Вот и Наташу подстерегла беда. Ей пришлось пережить тяжелую полостную операцию. Состояние "выхода" из наркоза невозможно передать словами, это может понять и посочувствовать только человек, переживший что-то подобное. И, со слов Наташи, когда она после операции лежала в больничной палате, сливаясь по цвету лица с простынями, с огромными синяками под глазами и совершенно серыми губами, пришел Ленька! Он присел рядышком, взял за руку, посмотрел ей в глаза и сказал: "ты такая красивая!" и как ей после таких слов стало и легко, и смешно, и как захотелось снова жить, и стать для него самой красивой. Когда он ушел, она заснула совершенно счастливой. Через неделю она вышла на работу. Та же блестящая темная челка, в зеленых глазах светится и любовь, и грусть, и ирония, и желание быть любимой.

Вскоре Наташа уволилась и стала работать в Минугольпроме, а я перевелась в Газпром. Много воды утекло с тех пор, однако, нашу дружбу с Васей и всей честной компанией, мы сумели сохранить на всю жизнь. Мы и теперь, время от времени, собираемся, обычно на день рождения Белобокова или у Комаровских. И все эти люди мне бесконечно дороги и любимы. Я смотрю на них глазами той двадцатилетней девочки и неважно сколько у них морщинок, болячек и седых волос. Это островок, на котором навсегда поселилась зеленоглазая Наташа.

Я попыталась вспомнить маленькие эпизоды, с которых только начиналась наша дружба с Наташей. Время было беспросветное, а времена, как известно, не выбирают, но мы были так молоды, чувства были настоящие, влюблялись безоглядно, эмоции яркие. Уверена, если бы Наташа не ушла от нас, мне бы никогда не пришло в голову сделать эти записи. Одним словом, " девочка плачет, а шарик все летит"...

Благодарю моего сына за помощь и поддержку.

Андруша 19.03.2014 13:48:25

Как же приятно прочитать мемуарные записки Зины (я только здесь узнал ее имя). Я всегда знал, что Лошадь изумительна, а она обладает еще и прекрасным языком.