Зинаида Бухарева

На свадьбе жених Белобоков сидел между нами, двумя Зинами — хорошая примета. Да и вообще ничто не предвещало дурного. Такой счастливой невесты, я ни до, ни после не видела. Однако, беда уже бродила где то совсем рядом.

С Зиной я познакомилась в далекие шестидесятые. Тот теплый, солнечный день, запомнился мне надолго. Как-то Наташа обмолвилась, что у нее есть сестра, и она — моя тезка. Мне это показалось забавным, поскольку в мои восемнадцать лет, я еще не успела повстречать ни одной Зины. В памяти всплывали только исторические персонажи: Зинаида Гиппиус, Зинаида Райх и еще в роду князей Юсуповых была одна Зинаида, и все они, судя по фотографиям тех лет, были необыкновенно красивы. Надо сказать, что Наташа, в отличие от меня, была прямо-таки «оккупирована» Зинами. Помимо сестры и меня, Зинаидой звалась и родная её тетушка.

Со слов Наташи, я знала, что Зина, закончив математическую школу, поступила на мехмат МГУ. Это было круто, так как при поступлении надо было выдержать огромный конкурс. Видимо, Зина обладала незаурядными математическими способностями. Причем ни репетиторов, ни «блата» у Зины не было, зато были многочисленные грамоты призера математических олимпиад, которые тогда проводились в Москве регулярно.

Я все пыталась представить, какая же она, эта Зина. Перед глазами всплывали образы двух моих одноклассниц с ярко выраженными математическими способностями. Одна из них, закончив школу с золотой медалью, поступила в ФИЗТЕХ и была там единственной девочкой в группе. Вторая училась на мехмате. Обе были умненькие, замкнутые, целеустремленные, похоже, кроме точных наук, их ничего в этой жизни не интересовало. В общем, обе они были «не от мира сего». Что же касалось их внешности, то про таких в народе говорят: «без слез, не взглянешь!» Про одну из них злые мальчишки-одноклассники пели такую смешную песенку: «пусть она крива, горбата, но червонцами богата, и за это я её люблю...» Про вторую ничего не пели и ничего не говорили, и даже на контрольных по математике не просили её решить задачки. Она писала все контрольные за десять минут, сдавала тетрадь и уходила с урока. Все остальные тем временем продолжали «пыхтеть». Другая же успевала решить еще пару-тройку вариантов для одноклассников. Природа одарила их математическими способностями и, видимо, решила, что этого вполне достаточно, Или просто компенсировала их яркие способности неприглядной внешностью. Мне отчаянно не хотелось, чтобы у моей Наташи оказалась такая сестра.

И вот промелькнули нежно любимые мной арбатские переулочки, дворики и дома. Мы с Наташей вошли в подъезд и оказались на довольно узкой деревянной, слабо освещенной лестнице. На видавших виды стенах отчётливо проступали старательно нарисованные слова из трех и пяти букв. Виду вполне соответствовал дух: будто неизвестный автор тут же, как говорится, «не отходя от кассы», неоднократно помочился. Я была совсем не готова к такой удручающей картинке. Мой дом у Никитских Ворот внутри был столь же привлекателен, как и снаружи. Широкую из светлого мрамора лестницу обрамляли резные металлические перила, покрытые лаком двери были украшены витыми латунными ручками. Но это, как говорится — отдельная «песня»...

А тут — унылая картина нашего советского бытия. Мертвая тишина, дом как будто тоскует по прежним временам и не в силах «зализать», нанесенные ему раны. Над ним надругались, превратив былой особняк в убогие коммуналки. Позже я узнала, что так жило большинство москвичей. Жили и гораздо хуже, в бараках со всеми неудобствами, руганью, беспробудным пьянством, поножовщиной и разумеется мелкими и крупными пакостями. Тем не менее, в таком аду, частенько появлялись на свет красивые и одаренные дети. Казалось бы — парадокс...

И вот мы поднимаемся по узким ступенькам, Наташа открывает дверь и мы попадаем в длинный мрачный коридор. Мне хочется поскорее увидеть Зину, а воображение рисует какие то безрадостные картинки. Я пытаюсь их гнать прочь из головы, но ничего не получается. К тому же, почему-то сразу захотелось есть, пить и спать.

И тут, будто из другой реальности, возникли звуки скрипки... и побежали мурашки по спине. Кто-то играл виртуозно и пронзительно. Хрустальные звуки переливались в душном пространстве коридора, вытесняя все убожество обстановки, всю тоску дома, всю гнетущую безысходность бытия. Смычок под чьей-то чуткой рукой извлекал все новые и новые звуки, и они наполняли весь дом и улетали куда то далеко вверх, потом тихонько опускались вниз, чтобы опять взлететь.

Я застыла на месте от невероятного контраста и ощущения нереальности. Что это? «У вас сосед — скрипач?» — «Это Зина», — небрежно бросила Наташа, — у нее же абсолютный слух«. Вот это да! И полетели в тар-тарары мои стереотипы!

Входим в комнату, и я, наконец, вижу Зину. Она стоит у окна, солнечные лучи играют в тёмных волосах, глаза полуприкрыты. Прижав узким подбородком скрипку, Зина мягко извлекает смычком божественные звуки... И, кажется, наше вторжение она и не заметила.

К моей радости, Зина оказалась красивой, высокой, хрупкой, яркой. Черты лица четкие, ни одной размытой, невнятной линии, взгляд немного отстранённый, в уголках губ таится легкая ирония. Про таких в народе говорят: «Господь поцеловал в макушку», и, по-моему, несколько раз. У меня перед глазами как бы промелькнула картинка с Жаклин Кеннеди. В те годы пресса всего мира трубила о необыкновенно красивой жене американского президента. Я где-то видела несколько фотографий с ней, Джоном и четой Хрущевых. И подумалось мне тогда, что Жаклин и в подметки не годится нашей Зине. Вот такие «игры разума». А Зина тем временем закончила играть, мы сели за стол, Наташа откупорила высокую тонкую бутылку нашего любимого «Мурфатлара», и мы подняли тост за знакомство...

Надо сказать, что судьба не часто потом сводила нас вместе. Да и понятно, Зина на целых четыре года была старше, и, похоже, ей всё было ясно и с нами, и с нашими девчачьими интересами. В зининой голове роились свои планы и идеи, посвящать в которые она нас вовсе не собиралась. Мы встречались на торжествах: Наташиной свадьбе, потом свадьбе Зины, на домашнем банкете по поводу защиты моего диплома, ну, и, мимолётно, на просмотрах фильмов, которые устраивал Белобоков... В общем, мы жили своей жизнью, а Зина листала странички своей судьбы. Казалось, она, столь одарённая природой, могла стать выдающимся математиком, голливудской звездой, сниматься у Феллини, блистать на подиумах и много кем могла бы ещё быть, но ничего такого не произошло. То ли не в то время родилась, то ли не в той стране, то ли звезды не так расположились.

Её увлечение йогой в шестидесятые годы, когда всё было нельзя , говорит о многом. Все восточные философские учения проникали в нашу жизнь по крупицам, нелегально. Книги перепечатывались в «подпольных» маленьких типографиях или на пишущих машинках и затем «ходили по рукам». Текст, иной раз, едва можно было разобрать. В подвалах втихаря ютились запретные спортивные секции, где ребята осваивали искусство восточных единоборств. В общем жили по принципу — «кто не спрятался, я не виноват», поэтому многие яркие, интересные люди часто и подолгу сидели в тюрьмах. Такая вот была реальность. А Зина тем временем успешно постигала премудрости йоги. Всяческие «болячки» и себе и знакомым, она излечивала йоговскими методиками. Когда на неё «навалился» противный, липучий бронхит, она его «сняла» за три дня, в то время как наша медицина его лечила месяц или не лечила вовсе, и он благополучно превращался в хронический и сопровождал бедолагу-заболевшего всю оставшуюся жизнь.

Зина умела многое, и, главное, делала все как-то легко, без напряга, как бы мимоходом. Она спокойно могла смастерить какую нибудь супер модную сумочку с помощью куска обыкновенного картона и разных ниток. Вспоминаю один случай. Как-то раз я поехала в гости к своим друзьям, нарядившись в свою любимую и очень красивую юбку. И надо же было такому случиться, споткнулась (на трамвайных путях шёл ремонт) и вдрызг её разорвала. Два ателье отказались брать то, что осталось от юбки, в ремонт, я своей бедой поделилась с Наташей, и выход нашёлся сразу. Вася отнесла одежду Зине на реставрацию. А когда я получила вожделенную юбку, побывавшую в Зининых руках, то никаких злосчастных следов не обнаружила. Юбка, к моей великой радости, была как новенькая. Как это Зине удалось, для меня до сих пор загадка. А Наташа мне доступно растолковала, что Зина не просто зашивает или штопает, она умеет восстанавливать саму структуру ткани, и если точно подобрать цвет ниток, то в итоге и достигается такой потрясающий результат. Я ещё много лет носила ту единственную любимую юбку, и мне стало казаться, что я никогда не падала на полуразобранные трамвайные рельсы и вообще «Аннушка никогда не проливала на них масло».

А какие потрясающие игрушки могла смастерить Зина. Я до сих пор помню её цаплю, которая могла "ходить"с помощью управляемых ниточек-верёвочек! Вот такой я знала Зину...

Да вовсе и не Зина это была, а скрипка Страдивари, драгоценный, тончайшей настройки инструмент, по какой то чудовищной, нелепой ошибке оказавшийся в заброшенном тёмном чердаке. Скрипка была запачкана и изранена, будто много лет ею владели грубые, пьяные руки.

И вот, божественным провидением, Белобоков попал на этот чердак, зажег свет, смахнул с инструмента пыль, открыл окно, и с любовью принялся восстанавливать изуродованную скрипку. Он помнил, как когда-то она была красива, и каким божественным был её голос...

Два года кропотливых трудов, и вот инструмент ожил и зазвучал... до слёз, до мурашек, до ощущения полёта души в бесконечном космическом пространстве.

декабрь 2015